– Пошли, молодежь, – сказал майор. – Ты бандуру свою зарядил?

– Зарядил, – кивнул Дикобраз. – Может, поменяемся, а? Опять промажу…

– Да и хрен с ним, Паша. Главное, его с ветвей согнать, на земле или крыше живо сеткой накроем.

Их троица двинулась к березке – разойдясь, заходя с трех сторон. Бандерлог продолжал висеть в той же позе. Кружилин наконец разглядел, что за тряпка болтается на обезьяне. Не обрывок костюма или рубашки – длинный галстук, весьма стильный и модный, и даже неплохо сохранившийся, с учетом манеры владельца скакать по ветвям берез и елок.

Голос раздался неожиданно. Звучный, громкий, хорошо поставленный. Словно распахнулось окно особнячка и внутри включили радио или визор. Включили посреди передачи, на полуслове.

– …в проект «Русский дом» свидетельствует, вне всякого сомнения, о понимании и трезвой оценке нашими зарубежными партнерами его перспектив, даже, не побоюсь этого выражения, необозримых исторических перспектив. Вместе с тем определенные деструктивные силы, как внутри страны, так и за рубежом…

Говорил не визор. И не радио. Говорил бандерлог. Хорошо говорил, весомо, значительно. Правда, несколько подпортил впечатление тем, что по ходу речи испражнился. Обезьянье дерьмо звучно плюхалось в небольшой, обложенный болотным туфом декоративный водоемчик, располагавшийся аккурат под березкой.

Они не вслушивались в речи бандерлога. Подошли поближе, взяв дерево в кольцо, вернее в треугольник. Подняли оружие. Кружилин стоял как раз между березкой и стеной особнячка и надеялся не повторить давешнюю ошибку: сеть летит значительно медленнее, чем заряд дроби, и стрелять надо не просто влет, а с большим упреждением, едва лишь тварь сгруппируется для прыжка…

– Давай, Паша, – тихонько скомандовал Проничев.

Дикобраз тщательно и долго целился. Ветви и листья здесь прикрывали цель не так густо и можно было надеяться на попадание. Можно было бы, если бы стрелял не капитан Бурич по прозвищу Дикобраз.

Но бандерлог, разумеется, понятия не имел, что жизнь столкнула его с одним из худших стрелков Управления. И не стал дожидаться, чем все закончится. Прервал свое выступление, опять-таки на полуслове, и красивым длинным прыжком устремился в сторону водосточного желоба.

Кружилин выстрелил, как и планировал, – с большим упреждением. И промахнулся. Хотя никак не должен был, сеть раскрылась в расчетной точке… Но свалилась на землю, никого не захватив. Дело в том, что бандерлога подвел галстук.

Галстук, как известно, атавизм в мире моды, абсолютно не функциональный. Но и беды от него никакой. Если носить под костюмом, как полагается. А вот скакать в одном лишь галстуке по кронам деревьев – занятие чреватое.

Короче говоря, в момент прыжка болтающийся конец галстука застрял в развилке ветвей. Полет прервался. Извивающийся бандерлог повис на манер висельника. Сук трещал и гнулся, но пока выдерживал.

Возможно, бесхвостому удалось бы освободиться, отцепив галстук или сломав ветвь. Возможно, петля в конце концов удавила бы его. Но не произошло ни того, ни другого, – Проничев поставил точку в затянувшейся охоте.

Ветви теперь не мешали, – и взметнувшаяся сеть закутала, запеленала со всех сторон бандерлога. Майор потянул за тонкий леер, крепившийся к ПМС, добыча мягко упала на аккуратнейше подстриженную лужайку.

Бабуин лежал неподвижно. Кружилин подошел поближе, подобрав свою сеть и держа наготове. Мало ли что… Как-нибудь выскользнет, отпутается, и начинай все по новой. Предосторожность оказалась излишней. Освободиться бандерлог не пытался. Или был шокирован падением, или в сети имелись тончайшие и суперпрочные режущие нити, причиняющие боль при любой попытке шевельнуться.

Морда та же, что и на фото, – безволосая и морщинистая пародия на людские лица. Но сейчас Кружилина поразили глаза обезьяны. Совершенно человеческие глаза… Темно-карие, смотревшие грустно и осмысленно. Казалось, сейчас бесхвостый произнесет: «Да ладно вам, ребята, поигрались и хватит, снимите с меня поскорей эту дурацкую маску…»

Но бандерлог ничего не сказал. Вместо того прозвучал другой голос… На сей раз точно от особнячка. И дикцией, и лексикой обладатель голоса весьма уступал бандерлогу.

– Что за хуйня?! – прокатился над участком возмущенный вопль.

Владелец… Надо понимать, еще минуту назад владелец особнячка, кипариса, березки, альпинария и водоемчика сладко-сладко спал, такую опухшую со сна рожу нарочно не изобразить. Возможно, видел приятные сны. Продрал глаза, натянул тренировочные штаны, выскочил за дверь, – и вляпался в самую неприглядную реальность. Ухоженные лужайки истоптаны, и процесс вовсю продолжается. И это он еще плавающее посреди живописного водоемчика бандерложье дерьмо не успел разглядеть… Но и увиденного хватило.

– Да вы… Да я… – Возмущенному владельцу не хватало воздуха и слов, но чувствовалась, что сейчас вдохнет поглубже, соберется с мыслями, – и разродится чем-то длинным, громким и малоцензурным.

– Дурак? – небрежно ткнул пальцем в сторону владельца Дикобраз. – О нем полковник толковал?

Вопрос был обращен к Проничеву. Майор кивнул.

– Дурак… – констатировал Дикобраз.

– Ну все… – прямо-таки проскрежетал владелец. – Напросились…

Он потянул из кармана треников смарт, наверняка собравшись звонить кому-то грозному и высоко сидящему, способному надолго испортить жизнь и капитану Буричу, и остальной компании охотников. Учитывая стоимость таких особнячков с окнами на парк, знакомства у заспанной личности и впрямь могли быть серьезные.

Пневмашка глухо чпокнула. Владелец, отвесив челюсть, уставился на выросший у него из живота шприц. Затем рухнул навзничь.

– Не промазал, – удовлетворенно произнес Дикобраз.

5. Килька в банке на моем окне, килька в банке счастлива вполне

ЗКП-17, именуемая в народе Балтийской банкой, снаружи выглядела красочно. Огромные разноцветные щиты выстроились вплотную друг к другу, словно здесь сомкнули строй щитоносцы какой-то великанской фаланги. Щиты рекламировали полезные и нужные товары, и услуги, не менее полезные и нужные, а заодно скрывали от глаз все, что за ними находилось.

Что предстанет взгляду, если убрать щиты, Егор знал. Обшарпанные, разрушающиеся стены. Оконные проемы, заложенные свежей кирпичной кладкой. И другие пломбы из свежего кирпича, гораздо больше размером, наглухо закупорившие подъезды, переулки и улочки.

В общем, зона компактного проживания. В речах оппозиционных политиков – «гетто» или «резервация для лишенцев». А народ говорит попросту: банка. Да и в самом деле, где еще, как не в банке, обитать анчоусам?

Блокпост располагался на Розенштейна. Один из четырех наземных официальных входов в банку (имелись, разумеется, разные потайные лазейки, мышиные норки и тараканьи щелочки, кому надо, тот о них знал и пользовался). Пятый вход-выход под землей – почти двухкилометровый туннель, ведущий к станции метро «Балтийская». Но метро в последние два года не то, что раньше: можно уехать лишь в другую банку или в одну из промзон, часть станций не функционирует, у других заблокированы выходы в чистые районы, до эскалаторов приходится добираться по длинным пешеходным туннелям… Из банок добираться, разумеется.

Ситуация сложилась непонятная. Сначала он засветился на Мойке рядом с «крестоповальцами», затем ушел от камер на Сенной, а просто так люди от камер не прячутся…

Запись уже прогнали через идентификатор… С какой надежностью работает компьютерная программа опознания, Егор знал не понаслышке. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Может быть, идет установление смывшегося свидетеля, ленивая работа, без души, для галочки. Но не исключено, что дичью объявлен сам Крестоносец. И вот тогда будут рыть землю…

И все же он решил войти в банку легально.

Все мышиные норки и тараканьи щелки засвечены и находятся под негласным наблюдением. Люди в погонах знают об их существовании, но законопатить наглухо не спешат, все равно появятся новые, придется их искать и вычислять, а так все под контролем, да и доля капает от контрабанды…